Как обычно, в начале лета Фонд «Живой город» совместно с креативной площадкой «Угол» провёл фестиваль «Город «Арт-подготовка». Одним из ярких его событий стал документальный спектакль-инсталляция «Дневник эпохи перестройки». Спектакль основан на текстах Виталия Ромашова. В качестве исследователей выступили документалист Михаил Колчин и художник Ксения Перетрухина.
Воспоминания встречают зрителей уже на лестнице. Мимо фотографий, развешенных на стенах вдоль неё, невозможно пройти. Вот милиционеры с тревожными лицами преграждают дорогу народу к зданию Госсовета. Люди напирают. Позже автор пояснит, что в тот день в результате провокации сцепились две политические группировки: националисты и демократы. Милиция встала между двух огней, чем предотвратила побоище. Впрочем, возможно, и начало гражданской войны. Чем закончилось столкновение Виталий Веткин расскажет позже, во время обсуждения. Одна из группировок выпустила пар, сделав круг по площади, вторая — застыла в напряженном ожидании дальнейших событий. Другое фото – два знаменосца скрестили флаги: российский триколор и тёмный с полумесяцем – конфликт разрешился мирно.
«КПСС-преступление!» бросается в глаза плакат на третьей фотографии. На четвёртой -группа людей. Один с гармошкой через плечо, на фоне Казанского университета. На следующей -автобусная остановка, под её стеклянным куполом расположилась профессиональная камера, какой-то оператор снимает жизнь в народе. Девушка с блокнотом и ручкой, о чём-то спрашивает прохожих. А вот улыбающиеся мужчины и женщины, на плечах красные ленты с надписью «Дружинник». Пикет у памятника Ленину: плакат «Нет анархии!»
Документальный спектакль «Дневник эпохи перестройки» сделан по блокнотным записям Виталия Ромашова, опубликовавшего свои дневники на сайте «Проза.ру» под псевдонимом Веткин. Интересно происхождение псевдонима. «Веткой» называли домашние дочь Виталия Елизавету. Поводом начать фиксировать всё, что происходит вокруг него, послужило однажды прочитанное им произведение по таким же вот записям француза, сделанным во времена Великой французской революции. Тогда Виталия поразило, как перемешивается бытовое, например рост цен на рынке, и политическое: взятие Бастилии и смена власти. Почти также отражается жизнь и в лаконичных записях автора Блокнотов: рост цен, выборы, забастовки на Донбассе, съезд, низвержение КПСС, угоны самолётов, которым потеряли счёт, талоны на продукты и водку, распад СССР и смерть В.Цоя.
Площадкой для спектакля создатели выбрали пустующие здание городского ЗАГСа, и не случайно. Во-первых, учреждение, в котором регистрировались все состояния граждан: рождение, браки, разводы и смерти. Во-вторых, это здание посетил едва ли не каждый четвёртый казанец. Многое там осталось нетронутым. Невероятных размеров ковёр на стене, рисунок которого не разобрать. Утратившие свою первоначальную торжественность, покрывшиеся словно ожоговыми пузырями, непонятного цвета стены. Причудливого литья перила лестницы.
В зале ожидания пирамиды из кубиков разных размеров. На их белоснежных гранях напечатаны страницы блокнота. Люди, подобно молекулам, бродят среди них, каждый по своей траектории. Вдруг кто-то начинает читать вслух. Подхватывает другой, затем третий, четвёртый. Короткие, разношёрстные тексты, где переплетено политическое и личное, глобальное и обыденное, читают актёры ничем не отличающиеся от зрителей. Юноша в модных кедах, девушка с рюкзаком за плечами, молодая женщина в шапочке, пара влюблённых. Нет-нет да заговорит кто-то, стоящий рядом, и начинает казаться, что все кругом актёры и только ты — зритель, а, быть может, наоборот, все мы — действующие лица. Читают без лишнего пафоса, нейтрально с оттенком грусти, не случайно многим покажется, что говорят об ушедшем! В мир иной! В историю… времени.
Неожиданно, словно по воле невидимой руки, раскрывается дверь в зал, откуда буквально выплёскивается «Марш Мендельсона». Мелодия постепенно развёртывается, нарастает, а затем, как большая волна ниспадает, захватывая зрителей, которые, придя в себя от неожиданности, устремляются сквозь этот шлюз. Подхваченная этим течением, успеваю подумать, оказывается, эти двери так хитро придуманы, что войти в них можно только парами. Ни по одному, ни по трое, и уж тем более четверо, а только по двое.
В просторной зале, куда обычно «брачующиеся» и гости заходили с замиранием сердца, сегодня пусто и гулко. На своём обычном, впрочем, месте, располагается квартет торжественно одетых музыкантов. Буквой «П» стоят столы, накрытые белой скатертью, обрамлённые ровным рядом одинаковых стульев. На столе «Пшеничная» и закуска. Не разносолы: бутерброды с колбасой и сыром, солёные огурцы, виноградные кисточки — всё на плоских тарелках советских времен, рядом неказистые столовые приборы. Принять безмолвное приглашение зрители не торопятся, в нерешительности толпятся у входа, пока самые смелые не садятся, и только тогда столы заполняются.
Тем временем меняется музыкальная тема, поочерёдно со своих мест поднимаются люди, они по-прежнему сливаются со зрителями и невозможно угадать в какой части стола поднимется человек в следующую минуту. Словно тосты, зачитывают на память короткие, ёмкие цитаты из дневников исследователя перестройки. Только в отличие от предыдущих, «кубовых», что были в соседнем зале, эти вызывают иные чувства. Если вначале это был азарт вперемешку с надеждой: всё внове, абсурдно, непривычно, но временно. То теперь всё чаще звучат нотки тревоги и смятения, почти физиологически ощущается, как наползают на, и без того пасмурное небо, грозовые тучи, а страна со всем населением медленно, но верно сползает в пучину хаоса.
— По Москве ходят слухи, что сегодня будут рушить памятник Дзержинскому и штурмовать здание КГБ.
— В Чебоксарах два тигра напали на людей. Выяснилось, что тигров выпустил из клеток цирка шапито какой-то любитель животных.
-Две остановки ехал вися на лестнице троллейбуса. Транспорт работает погано. На работе Ш. унес домой настольные лампы, приемник и зеркало.
— Был в Москве. Слухи о голоде в Москве, как говорится, сильно преувеличены. Продуктов не меньше чем в Казани.
По телевизору каждый день показывают какие-то заседания. Я уже совершенно не услеживаю за развитием событий.
-Когда в мае я начинал вести дневник, то писал каждый день. Сейчас у меня получился интервал в неделю длинной, но не потому что мне надоело писать. В мае я записывал события с удовольствием, потому что они казались очень необычными. Я представлял, как кто-нибудь через несколько лет будет читать мой дневник и удивляться: «Ну и ну! Неужели так было!? Сигарет никаких не было – только «Астра»!» Прошло несколько месяцев, а не лет, и я уже сам удивляюсь: «Ну и дела! «Астра» свободно в продаже была!» Сегодня, когда в магазинах нет хлеба, мне смешно какие новости я записывал меньше чем полгода назад. Какая-то политическая апатия. Прошла неделя – было много событий, можно написать несколько страниц, но в то же время всё это уже сто раз было… Ну напряженность в Молдове, ну разбился советский самолет, который вёз в Москву американские сигареты (мафия руку приложила!), ну приняли Конституцию и гимн РСФСР (гимн на музыку Глинки) и пр., и пр., и пр. – ну и что?! Нет изменений. Зачем всё это писать? Ничего не изменится ни через несколько лет, ни через десять лет (в принципе). Никого этот дневник через 10 лет не удивит.
Неким кульминационным событием спектакля стал момент, когда квартет заиграл «Лебединое озеро», только в более протяжной манере, чем это было задумано Чайковским. Для тех, кто застал те времена, этот балет прочно ассоциируется с музыкальным занавесом, за который прятались от народа политические события. Концертное исполнение «Лебединого озера» шло по телевизору, когда умирали партийные лидеры или когда ГКЧП сделало попытку государственного переворота.
Только в спектакле под эту музыку откуда-то из закоулка разбитых временем стен, вальсируя, выпорхнули три пары. Девушки в белых бальных платьях, в костюмах – юноши. Словно тени побывавших здесь, в недрах ЗАГСа, женихов и невест, долго кружили они вокруг столов.
А зрителей уже пригласили проследовать дальше по маршруту. По той лестнице, по которой спускались молодожёны после регистрации брака, группу провели в тёмный зал. Узкие прямоугольные окна слабо освещали помещение, в основном же всё тонуло в сумраке. От толпы отделилась девушка, включила фонарь на телефоне и, освещая фото, висящие на стенах, провела зрителей вдоль всего зала по кругу. Луч света выхватывал из темноты фотографии женихов и невест разных лет: 1967, 1974, 1980, 1982 и т.д. Разнятся покрои платьев, длинных в пол или беззастенчиво коротких и головные уборы невест: от длинной фаты, до кокетливо воткнутого в крупные волны прически цветочка.
Повествование Веткина осталось незаконченным. У этого спектакля, пожалуй, и нет конца. Как было в блокадном Ленинграде. Выпадавшая из рук умирающего от голода и холода оператора, видеокамера попадала в руки другого, и так без конца, пока была необходимость сохранять в памяти то, что видели глаза человека, что не имело права быть забытым.
«Хочешь пожелать человеку что-то плохое — пожелай ему жить в эпоху перемен!» — говорили греки, и были, конечно, правы. «В документальных спектаклях пространство, как правило, диктует свои условия. Мы даже не ожидали, что на обсуждении зрители почти единодушно будут говорить о здании ЗАГСа как о склепе перестройки. — говорит художник спектакля Ксения Перетрухина, -Пожалуй, самое важное социальное изменение человека сегодня — это смена пассивной позиции наблюдателя на позицию активного участника истории. Искусство, и театр в особенности, — идеальная лаборатория, где можно приобрести этот опыт участия, ощутить, что ты можешь формировать окружающий мир».
Фото: Юлия Калинина
