Пятница, 29 марта 2024 16 +  RSS  Письмо в редакцию
Пятница, 29 марта 2024 16 +  RSS  Письмо в редакцию
21:20, 08 февраля 2013

Меня зовут Радуга


Гульнара Мухтарова. Окончила Свердловский государственный театральный институт в 1989 году, с этого же года работает в Казанском государственном театре юного зрителя.

Каждое утро она начинает с мантры:  «Я — самый счастливый человек!»  Она дарит улыбки окружающим, и они возвращаются ей  хорошим настроением.  Её символ Радуга.  Как это прекрасное, удивительное явление природы связано с преломлением и отражением света, так и Гульнара соткана из света и фонтанирующей энергии.   Энергия преломляет  внутренний свет в спектр разноцветных  лучей. Цвет красный:  страстность и бескомпромиссность.  Оранжевый:  стремление к полноте жизни.  Зеленый — даёт её жизни  альтруизм, гармонию, и высокую работоспособность. Голубой — наполняет её творчеством и  фантазией. Синий цвет символизирует    постоянство, мудрость и склонность к наукам.  И как невозможно разделить цвета радуги друг от друга, так невозможно раздробить  её  противоречивые черты характера и увлечения.

Мы родом из детства

Гульнара, я смотрю на Вас, и не могу удержаться от вопроса, каким Вы были ребенком?

Гульнара Мухтарова (далее Г.М.): Это потому что моё детство еще  не прошло, оно во мне очень яркой  линией начерчено. А ребёнком я была очень увлекающимся. Родителям не было времени с нами заниматься, они много работали. Я сама записывалась во множество кружков. Всё, с удовольствием пробовала. Рисовала,  художественную школу закончила. Со второго класса занималась в оркестре народных инструментов,  играла на домре. Меня в пять лет отдали в музыкальную школу на скрипку. Скрипку я, правда, бросила  в четвёртом классе, но если мне сейчас взять её и позаниматься, я всё вспомню. Немного играю на фортепиано, сама освоила гитару. Хотя, откровенно говоря,  у меня нет выдающихся способностей. Мне всего  всегда приходится добиваться  упорным  трудом.

Моё детство прошло в доме Кекина, старый дом, со своей историей, можно сказать, биографией, коммунальная квартира,-  мне, кажется, на меня повлияла эта обстановка. У нашей семьи из четырёх человек была маленькая комната. Мы на ночь две раскладушки ставили, и всё, ходить было уже невозможно, а я еще постоянно собак в дом приносила.  Я с детства обожала собак. Причём, это были всё время огромные собаки: колли, очень хотела ньюфауленда, дога мечтала королевского, и меня, конечно, с этими щенками выгоняли, приходилось возвращать их хозяевам.

Когда я училась в школе, я  сама о себе очень плохо думала. Ну, то есть, до третьего класса  я не обращала внимания на свою внешность. А вот позже мне не давали покоя мысли о том, что я маленькая, толстая и некрасивая. Хотя, я не знаю за счёт чего, но к моему мнению прислушивались. Класс у нас был дружный, но всё же разделялся на отдельные звенья. Так вот   в нашей группе девочек, в которой все, в общем-то, были значимыми, я была лидером. Еще удивительней, я до сих пор не понимаю как так вышло, что и мальчишки ко мне очень уважительно относились. Хотя я сама их безумно боялась, как все девочки. Время-то какое было жуткое: гопники, каждая улица  поделена на зоны влияния,  разноцветные шапочки, бесконечные бои, — наш класс эта участь не миновала, конечно, и среди наших мальчиков тоже были отъявленные хулиганы, но меня они никогда не обижали.

 Еще я была, это качество у меня до сих пор, к сожалению, очень ярко присутствует, я была правдолюб и правдоруб. В общем, правду-матку я говорила везде и не раз получала за это. И получаю сейчас.  Хотя с возрастом я стала намного мягче. Раньше я всегда настаивала на своём мнении.

Вверх по лестнице, ведущей вниз

————————————————————————————————————————————————

А когда Вы актрисой решили стать?

Г.М.:  У меня была любимая учительница по биологии, и я  долго мечтала  стать на неё похожей,  и биология для меня была всё!  Но однажды к нам в Казань приехал на гастроли  Омский Театр Драмы. Я  посмотрела спектакль «Вверх по лестнице, ведущей вниз» по пьесе Бела Кауфмана.  Там молодая учительница приезжает работать в американскую школу  и ведет что-то вроде дневника. Спектакль был хороший, как и все спектакли этого театра, и был явно поставлен на  актёра, Николая Ханжарова.  Актёра, талантливого, с харизмой. Я влюбилась в его персонажа, юношу, неугомонного, ищущего себя, дерзкого.

Придя домой после спектакля, я написала письмо с отметкой: «Вскрыть после выпускного вечера». Я помню, в то время я вела дневник, где эпиграфом были знаменитые слова Н. Островского «Жизнь надо прожить так, чтобы не было стыдно за бесцельно прожитые годы…» .

Так Вы самой себе письмо написали?

Г.М.:  Да, самой себе написала, запечатала, какой-то период  помнила, что там написано, а потом просто забыла. Пролистывая дневник несколько лет спустя, я его нашла, вскрыла и прочитала, что я должна быть либо учителем биологии, либо артисткой.

До этого мы все, по крайней мере, девчонки, мечтали стать актрисами. У меня была одноклассница Таня Платонова, и мы с ней очень хотели работать в театре Сатиры в Москве. Но это был все же период еще неосознанного желания. Мы также хотели  стать космонавтами.

Космонавтами?

Г.М.:  Да, космонавтами! И даже пошли записываться на  ипподром, чтобы на лошадях скакать учиться, но нас не записали. И мы тогда на велосипедах ездили специально по кочкам, чтобы представлять, что мы на лошадях. Нам всерьез казалось, что  есть прямая связь.  Мы очень хотели стать космонавтами и… артистками.

Но  после того как я посмотрела спектакль с Н. Ханжаровым, моя судьба была решена. Он просто таки стал моей путеводной звездой! Я начала заниматься во Дворце пионеров в театральной студии, там подготовилась немножко, и решила поступать.

И вы целенаправленно поехали поступать в Екатеринбург?

Г.М.:  Я попыталась поступить в театральное училище уже после 9 класса. Прошла собеседование, но до экзаменов меня не допустили, потому что мне из школы не выдали документы.

Вы хорошо учились в школе?

Г.М.:  Да нет, не поэтому! Я, правда, была спортсменкой, комсомолкой, активисткой! Каждое воскресенье брала лыжи и шла по лыжне Казанки, участвовала в соревнованиях за школу, за район. В комитете комсомола заседала. Во всех смотрах художественной самодеятельности участвовала. А причина была в том, что тогда заканчивали либо 8, либо 10 классов, я же просила выдать документы после 9-го. Мне сказали: закрой школу, тогда поступай куда хочешь.

Не хочу обижать Казанское театральное училище, но когда я туда пришла поступать, у меня было ощущение какой-то ненастоящности. Как-то всё было не так, как я себе представляла.  Я прошла два основных тура. Меня зарезали на коллоквиуме.  Спросили: каких  молодых татарских поэтов вы знаете? Я сказала, что  кроме М. Джалиля и Г. Тукая, никого не знаю. А еще один замысловатый вопрос был о том, какой спектакль шел на Таганке, который охраняли с конной милицией? Откуда мне, девочке, ни разу не бывавшей в Москве, было это знать?!  Они имели в виду спектакль  «Мастер и Маргарита». Откуда мне было знать кто такой Булгаков тогда?! Я Ахматову и Цветаеву знала только понаслышке. Это 1985 год, когда только начинали что-то доставать из-под полы,  всё это еще было запрещено, хотя за это уже не сажали. Словом, меня «зарезали», но я поняла, что мне это надо знать, и пошла в библиотеку. Оказалось, что книга М. Булгакова была в библиотеке только одна,  на неё была очередь,  давали её только под залог паспорта. А это была центральная библиотека, я там была записана и много чего там брала, меня хорошо знали. Я записалась в очередь, дождалась.  Начала читать, и когда дошла до места, где  Понтий Пилат говорит с Йешуа, там, ещё у прокуратора болит голова, вдруг меня как будто  какая-то сила подняла, я пошла к маме, она тоже лежала книжку читала, и говорю: Мама, я еду в Свердловск. Она мне: «Зачем?» Я говорю, ну раз там есть киностудия Свердловская, значит,  там есть какое-то учебное заведение для актёров.  Мама мне: «Езжай!» Это было, я хорошо помню, в час ночи. В этот же день  мы рассказали об этом папе, поехали с ним к дедушке, к бабаю, рассказали ему, и тут он вспомнил, что  у него в Свердловске живут две двоюродные сестры. Он, достаёт их адрес, даёт мне, мы идем на вокзал, покупаем билет и уже на следующий день я сажусь в поезд. Это семнадцатилетняя девочка, которая никогда никуда без мамы не выезжала!

Но почему же они так легко Вас отпустили? Даже не попытались отговорить?

Г.М.:  Нет. Всё так сложилось удачно, словно сила какая-то меня вела! Момент отправления поезда я тоже хорошо помню. Поезд трогается, а мама, папа и брат стоят и смотрят на меня. Я им кричу: «А вы чего не бежите?» Они смеются: «Зачем бежать?» А моему удивлению не было предела, в фильмах когда герой уезжает, за поездом всегда кто-то бежит, а у них уезжает единственная дочь, а они стоят!

В Свердловске всё было иначе, чем  в Казанском театральном училище. Это было большое  здание, а в нём очень много народа, ну просто очень много! Суета, все бегают,  чем-то озабочены.  В первый день экзамена меня ждал удар.  Дело в том, что когда мы приходили  на собеседование, нам говорили, что на экзамен нужно быть одетыми очень просто и никакого макияжа. Я так и пришла. У меня была белая юбка, красивая, но она имела такое  свойство, если на неё капля воды попадала, она вся скукоживалась, а я попала под дождь! И вот захожу в такой юбке, вся мокрая, без макияжа и вижу девушек:  красавицы, в своих выпускных платьях, с огромными ресницами, с макияжем, я думаю: ну всё, куда я, замухрышка, среди этих моделей!

Первый тур длился три дня, с 8 утра до 10 вечера. Я попала на второй день . Это был первый набор Я. Л. Лапшина, главного режиссера Свердловской киностудии. Сдавать экзамен я попала именно к нему, народа было так много, что они решили разделиться с коллегой и принимали одновременно в двух аудиториях.  Прочла ему  прозу, стих и басню, он говорит: «Хорошо, спасибо!»  А я ему: нет, я буду еще читать. Прочитала. Он снова хочет со мной распрощаться. А я опять останавливаю его и еще читаю. Словом, я прочитала ему всё, что могла.

Что, у Вас было ощущение, что Вы не понравились ему?

Г.М.:  Нет! Просто я  представить себе не могла, если я не поступлю, чем я буду тогда заниматься! Я должна была поступить! Поздно ночью объявлялись списки, тех, кто прошел, и, когда я услышала свою фамилию, я чуть с ума не сошла от счастья. На второй тур  нас вызывали десятками, я была шестая, и вот я настроилась, вышла, представилась: «Я, Гульнара Мухтарова, приехала из Казани», а педагоги говорят: «Слушайте, давайте перерыв  сделаем!» Я им: «Как?  Вы что? Я же уже стою!»  А они: «Ничего, ты посиди, соберись с мыслями!» И ушли отдыхать. Я сразу сникла, весь настрой пропал. А  одна девушка меня к зеркалу подтащила и заставила сказать самой себе: «Это я! Это я!» Я с трудом, пересилив себя, с кислой физиономией, упавшим голосом проговорила:»Ну это я…это я». С тех пор для меня это лучшее средство, если мне приходится вернуться, но не специально, а по необходимости, я всегда говорю: «Это я! Это я!» И знаю, что это будет очень удачный день. А тогда я всё прочитала  очень хорошо. И второй тур прошла. Третий тур был, творческий: песня, танец, этюд. Я с 7 лет, после того как вышел фильм «Старший сын» и до сих пор  очень люблю  Н. Караченцова.  И на экзамене я под его песню: «Черная стрелка, проходит циферблат, быстро, как белки колесики стучат…» делала танец.  Так азартно танцую, пою, концертмейстер на рояле подыгрывает. И всё вроде бы хорошо, вдруг меня останавливают и говорят: «Вот председатель комиссии! Ты должна танцевать и петь так, чтобы он захотел выйти станцевать с тобой!» И я смотрю на него, и у меня волосы становятся дыбом. Сидит такой тучный народный артист драмы в центре стола, с обеих сторон педагоги, сзади всё занято, студенты тогда приходили смотреть экзамены, и я понимаю, что он  встать не сможет, даже если очень захочет, а через стол перешагивать он, конечно, не станет. Я танцую и понимаю, что нет у меня той энергии, которая поднимет его. Тогда такое мною овладело отчаяние, что я подскочила к нему, взяла его за воротник , а он не ожидал, инстинктивно назад откинулся, чуть со стула не упал, а мне этого мало, я продолжаю тащить и кричу: «Пошли, сам ведь всё равно не выйдешь!» Все вокруг просто лежали от хохота, он весь красный, я поняла: «Ну, всё! Конец!» Но я не только прошла этот тур, но и получила за него пятёрку. Потом еще был коллоквиум, и сочинение. Когда собрали поступивших, нас в первую очередь поздравили, сказали, что мы молодцы и счастливчики, потому что в тот год, оказывается, был конкурс  45 человек на место. У нас подобрался очень хороший курс, мы все были абсолютно разные, как девочки, так и мальчики, но ещё и педагоги у нас были замечательные.

После окончания Вы сразу же оказались в Казанском ТЮЗе, причём, под руководством Цейтлина. Вам повезло, или напротив? Как Вам работалось с ним?

Г.М.:  Да, мы пришли в театр в один год с Ромой Ерыгиным. Меня взяли в замен ушедшей актрисы и я, действительно, была счастлива, что мне дают сразу столько ролей, но по психо-физике я была абсолютно другой, нежели та ушедшая актриса, поэтому у меня было такое ощущение, что Цейтлин не очень мною доволен.  С другой стороны, мы в первый же сезон мой в театре поставили «Погром», это была моя первая дебютная роль, и спектакль номинировался на «Золотую маску» и был удостоен Гос.Премии. В этот же год мы сыграли «Технику грёзы», М. Коган, который был в театре так называемым очередным режиссером, поставил.      И Цейтлин    в конце сезона сказал, что он очень рад, что  в театр пришли Рома и Гуля,    и проявили себя. Дальше было немного хуже, Цейтлин был очень крутой человек, и если ему что-то не нравилось, он мог не просто в лоб тебе это сказать, он мог и пепельницей запустить, я всё очень близко принимала к сердцу и скоро стала похожа на загнанного зверя по своему мировосприятию. Я ощущала себя, ну просто какой-то грязью, но представить себя без ТЮЗа я не могла. Это был режиссер, которого я с  одной стороны  очень боялась,  с другой, очень уважала, и мы все, актёры, осознавали, что это был большой художник. Процесс создания спектакля был очень интересным. Сначала давались задания, мы накапывали огромное количество этюдов, шла взаимная работа, Цейтлин мог из одной строчки сделать огромную сцену. В результате получалось столько материала, что можно было создать три-четыре спектакля, а потом он многое вырезал. Так же легко, как ставил, он убирал огромные куски, по любым причинам, когда они уводили спектакль не туда или слишком удлиняли его. И мы на него, конечно, дулись за это. Но он, как режиссер, делал так, потому что видел спектакль в целом. Нас обижало, конечно, его отношение к артистам,  но он всегда был с нами на всех праздниках и говорил добрые слова, словом, вел себя так, что мы понимали, что как мы без него, так и он без нас, друг без друга, мы не можем.

Вам нравится  играть для детей?

Г.М.:  Моё восприятие театра шло как раз с ТЮЗа, с детских сказок.  Правда, другое время было, и мы, и  дети, да и взрослые, любили театр за его буфет.  Нигде не было, а в театре можно было съесть пирожное, в антракте выстраивались огромные очереди. Но и сам театр я тоже любила! Хотя мы и шумели в зрительном зале, нам же некогда было ждать конца спектакля, мы обсуждали действие прямо на месте.

Прививает ли театр любовь к прекрасному? Можно спорить на эту тему, но я считаю, что если сказка хорошая, она остается у ребенка в памяти на всю жизнь. Детские положительные эмоции, восприятие чего-то такого волшебного, они надолго остаются. К сожалению, зарплаты в театре маленькие, поэтому нам приходится выкручиваться разными способами, и вот когда мы в садиках сказки играем, я играю с большим удовольствием. Мы в театре называем это «халтурой», но очень серьезно  к таким спектаклям готовимся, стараемся подобрать интересную тему сказки, тщательно продумываем костюмы. Это же Дети!

Играть для взрослых тоже, безусловно, интересно, это совсем другие ощущения. Мы ведь видим всё;  можем подсчитать, сколько человек  больше своим телефоном увлечено, чем спектаклем. Раньше зал был погружен в темноту, мы видели только массу, а теперь по технике безопасности над входом в табличках «Выход» горят стоваттные лампочки, зал  освещен ярче, чем сцена. Я вижу каждое лицо, каждое выражение. И это ужасно, потому что как актриса я не должна видеть зал, от этого можно запросто забыть какой ты спектакль играешь, а не только свои реплики. В этом плане «Женитьбу Бальзаминова» трудновато играть, потому что зритель совсем близко. А если еще недовольное лицо увидишь…  Люди ведь все разные, и каждый приходит на спектакль со своим настроением, и ты не успел еще вовлечь его в действие, а  уже  видишь  это лицо. Вот тогда уже решаешь поддать, эдак, парку, сымпровизировать даже, чтобы хоть какая-то реакция у этого зрителя пошла.

Картонный мир

Какая роль в вашей жизни была самая сложная?

Г.М.:  Если говорить о самой сложной роли, не только в настоящее время, но и за всю мою актерскую практику это роль мисс Бейкер в спектакле «Картонный мир».  Потому что этот персонаж абсолютно мне не свойственен. Во-первых, это американская аристократия, женщина, обладающая чувством собственного достоинства, из богатых слоёв. И мне было трудно даже осанку держать, мы учились сидеть, ходить, говорить.

Во-вторых, этот  персонаж наполнен психологическим драматизмом, я думаю?

Г.М.:  Да, а я в последнее время так часто играла комедии, эти роли у меня уже идут по интуиции, поэтому серьезный текст мне с трудом даётся. Клоун, я сразу начинаю придумывать, что бы тут вытянуть такого смешного? А зачем вытаскивать? С другой стороны это комедия…

Мы все очень много труда и сил вложили в этот спектакль. Именно поэтому очень жаль, что приходится играть его так редко. Его поставила, молодой,  на мой взгляд, талантливый, режиссер Юлия Захарова на сцене Дома Актёра. Но такое ощущение, что никому это не надо. Потому что мы очень хотим играть спектакль! Мы  в одном лице, и монтировщики, и режиссеры, и  костюмеры, и реквизиторы, и осветители, — мы всё, мы единственно чего не можем, это продать билеты. Потому что если мы будем еще и билеты продавать, мы не сможем играть. На самом деле, мы альтруисты, конечно, мы за идею. Но идея, она должна же быть еще и направлена на кого-то. Мы согласны играть благотворительные спектакли, но чтобы был зритель в зале. Трудно играть, когда в зале десять человек, которые заведомо настроены негативно, потому что у них не может не возникнуть мысли: раз зал пуст, значит спектакль плохой. Слава Богу, что потом другие ощущения, и слова благодарности, и на следующий раз зал уже не так ужасающе-пуст и всё же это грустно!

А как Вы оцениваете казанского зрителя?

Г.М.:  Я хорошо оцениваю казанского зрителя, меня удручает сама обстановка с культурой в нашем городе. Я  хочу сказать, что спорт и культуру всё же надо разделять. Нельзя же, чтобы к культуре чиновники спиной стояли.  Но развернитесь вы хотя бы в три четверти, чтобы мы ухо ваше видели и сознавали, что вы нас слышите. Со всех трибун говорят: нет культуры вождения на дорогах, нет культуры общения в магазинах, а сама культура она откуда берется?  Ну так вы поддержите людей культуры, чтобы спектакли создавались не для потребы публики, не ниже пояса. И не надо нам опускаться до зрителя, нам надо зрителя поднимать до своего уровня. Когда ты идешь по улице и слышишь, что родитель разговаривает с ребенком матом,  ты понимаешь, что этот ребенок будет тоже только матом разговаривать. Какая тут культура общения?!  О культуре надо говорить!

Когда я оканчивала институт,  началась перестройка, в Свердловске образовалось 43 частных театра. А у нас в Казани только один, «Театр 99», да и тот совсем ненадолго. Сегодня словно звёздочки образуются театры, вспыхивают и гаснут один за другим. Если сравнивать с другими городами, хотя бы с тем же Екатеринбургом,ситуация с театрами- это небо и земля.  В Самаре театральное движение кипит, в Уфе, в Перми, я не говорю уже о Петербурге и Москве, где вообще в театр ходить модно, а не посмотреть какой-то нашумевший спектакль дурной тон.

Я здесь родилась и живу, я уверена, в Казани хороший зритель и богатый потенциал актерский. Я безумно люблю Камаловский театр. Там совершенно другая публика, но мне так интересно там. Я обожаю билетёрш в этом театре, у них всегда улыбка на лице. Они работают в татарском театре, но у них нет различия по-татарски или по-русски ты к ним обратишься. Они в колфачках, в костюмчиках национальных, я туда прихожу как в Театр с большой буквы. И спектакли мне там нравятся, я с удовольствием смотрю. На меня произвела впечатление «Кукольная свадьба». Не всё еще я там видела, времени не хватает, но ходить  туда просто очень большое желание.

Кукольные свадьбы

Гульнара, а как Вы стали кукольных дел мастером?

Г.М.:  Внутри я еще ребенок, потому что очень люблю игрушки.  Всё началось с того, что во время перестройки, когда, и театр наш после пожара был закрыт,  и денег не было на достойные подарки, а молодежь женилась,   я придумала на свадьбы  бутылки оформлять куклами.  Я покупала пупсиков, отрывала им головы, клеила на пробки и одевала бутылки женихом и невестой. Сюжет у меня всегда был разный: в обнимку, за ручки, смешные композиции. Потом я подумала, что уж я пупсикам головы отрываю так жестоко, дай ка я попробую сама сделать голову. А тут еще  увидела в магазине картинки, Татьяна Волкова делает наш кукловод, на рамочках  апайки-бабайки, подумала, вот как здорово, можно же из поролона делать. И надо же тому случиться, что моя подруга как раз пригласила в Казань девочек-кукольниц на мастер-классы.  Она показала мне их альбом, я ахнула, я представить не могла, что такие куклы бывают. Стоили курсы, конечно, очень дорого, у меня таких денег на тот момент не было. Но не успела я по этому поводу расстроиться, как подворачивается какая-то халтура, и я зарабатываю ровно столько, сколько мне нужно отдать за мастер-классы. Я уверена, если очень хочешь, тебе обязательно это даётся! За неделю я сделала двух кукол, тогда как большинство по одной. Мне захотелось попробовать разные методики, так получились Старый клоун и Маленький мальчик с яблоками. С этого всё началось, но кукол мне довольно трудно делать, в том смысле, что я много энергии отдаю им.  Когда кукла готова, я, естественно, приношу её в театр, показываю коллегам, они, как правило, восторгаются,  мне только этого и надо, но потом я год не могу ничего делать. Хотя идей у меня в голове много!

Человек велик в своих замыслах, но немощен в их осуществлении, в этом его беда, и его обаяние. Э.М.Ремарк.

Г.М.:  А у меня есть еще одно хобби. Это одна из очень серьезных сторон моей жизни. Я люблю историю!

Это как-то связано с Вашей работой  экскурсоводом?

Г.М.:  Да, конечно, потому что я люблю историю Казани. А выучить я её решила к 1000-летию города, потому что ко мне друзья приезжают, а я мало что могу им о Казани рассказать. Я целенаправленно  стала искать, где я могу выучиться. Одно дело книжки читать,  другое дело, когда тебя учат  и система есть. Я целый год искала курсы и нашла, и эти курсы закончила. У меня был куратор Альфия Галяевна Фаизова, она меня очень многому научила, и на моей первой экскурсии, она представила меня туристам как свою ученицу и сказала: «Если вы не возражаете, она вам часть экскурсии расскажет». А я без сомнений согласилась, потому что она ведь была рядом и могла, если что меня поправить. И туристам так понравился мой рассказ,  что они долго аплодировали и благодарили, а Альфия Галяевна сказала: «Гуля, тебе этим надо заниматься!» Она меня порекомендовала сразу в Мэрию. Меня там занесли в списки. И первая моя самостоятельная экскурсия была губернатору  Свердловской области Росселю.  С нами ездил министр финансов Татарстана. Им, видимо, понравилась моя экскурсия, потому что, когда приезжали   VIP-персоны,  мне уже напрямую звонили, и я с ними работала. Но я не об этом! Я о том, что мне настолько нравится история нашего города, и я так люблю Казань, что мне хочется, чтобы те туристы, которые к нам приезжают тоже его полюбили. Я начинаю рассказывать в  красках: я на коне скачу, я саблями машу, песни пою, стихи читаю,- словом, делаю всё, чтобы им  город наш понравился.  И очень многие уезжают со словами: «Какой у вас замечательный город!»  Это, естественно, не только моя заслуга, город у нас и в самом деле удивительный, и всё же подать его тоже надо красиво!

Я, в этом деле, очень боюсь зацикленности, когда экскурсий бывает много, и я начинаю от них уставать, всё, я беру отдых, потому что для меня очень важен сам процесс. У меня не заученные фразы, хотя есть определённые куски, которые я не меняю, а всё, что между ними это я уже смотрю от публики, от туристов, кому что интересно. С одними я говорю с акцентом на политику, с другими на историю, с третьими на традиции, и мне безумно нравится общаться с людьми.

Гульнара, я знаю, Вы осуществили свою детскую мечту с собаками.

Г.М.:  Да! Сейчас я могу себе это позволить. Только теперь это небольшие собаки.  Это  чихуахуа,  мексиканская порода, маленькая, до 3 кг веса. Зато, говорят, у этой породы есть связь с  космосом, у моих девочек точно есть эта связь!  Они — это большое счастье, они мне как дети, я их очеловечиваю, они так сильно любят меня и домашних, что от этого жизнь становится намного светлее. Эти маленькие существа смогли и меня изменить,  если раньше я позволяла себе срываться на близких, то теперь как только эмоции зашкаливают, я останавливаюсь, потому что Калинка начинает меня ругать, и мне перед ней стыдно. Она мой терапевт, когда я болею, она меня лечит, даёт свою энергию, когда она очень сильно болела, я ей давала свою, и она это знает! А Киса это Ангел воплоти, я не знала, что бывают такие добрые и ласковые собаки.

Вы создаёте ощущение не столько даже светлого, сколько светящегося человека, с чем это связано? В чём секрет?

Г.М.:  У меня, действительно, сейчас какой-то особенный период в жизни,  всё получатся, все желания исполняются, трудности преодолеваются с лёгкостью. Летом я придумала себе новое имя и с этого момента всё изменилось. Я, конечно, стесняюсь представляться новым людям как Радуга, но все знакомые знают. Кто то смеётся, кто то понимает, но у меня самой какая то эйфория в душе от этого. Я когда представила себя Радугой, у меня мировосприятие изменилось. Стало солнце ярче светить!

Существует поверье: кто пройдёт под радугой, тот на всю жизнь останется счастливым. Сказка это или быль? Вопрос остаётся открытым!

Об авторе: Ирина Ульянова


Рейтинг@Mail.ru

© 2024. Информационный портал "Я Казанец". При использовании материалов сайта гиперссылка на yakazanec.com обязательна. Ресурс может содержать материалы 16+