Фестиваль молодой режиссуры «Ремесло» выявил не только много новых имён, но и несколько проблемных моментов. Родившись, как смотр дипломных проектов первого режиссерского курса Фарида Бикчантаева и как нечто вроде ярмарки режиссерских вакансий, фестиваль с годами приобрёл, среди прочих, функцию критического осмысления результатов работы молодых режиссеров.
В этой связи хорошо бы задаться вопросом: что происходит с талантливо сделанным спектаклем спустя время, когда тот, еще имея статус «премьерного», уже показан энное количество раз? Когда режиссер успокоился относительно него, а текст, повторяемый актёрами в сотый раз, считая репетиции, между тем вязнет в зубах и произносится приблизительно, не слишком близко к первоисточнику? Самый проигрышный вариант в этом случае, когда актёры и режиссеры пребывают в одном лице, т.е. сами играют свои постановки для зрителя. Как это случилось у «Театра. Акт» и спектакля «Летние осы кусают нас даже в ноябре» по пьесе Ивана Вырыпаева.
Поставленный Ангелиной Миграновой и Родионом Сабировым в апреле этого года, спектакль был интересен, как с точки зрения решения пространства – зрители сидят за одним столом с персонажами и становятся свидетелями их дискуссии, так и режиссерских ходов. К удачным можно отнести и музыкальное оформление из песен церковного хора, собственно сам стол из реек, по которому герои прокладывают шаткий путь, символизирующий путь человека в мире, люстру изо льда, которая, согреваемая софитами, роняет слезинки откуда-то сверху…Когда всё это было придумано и составляло единое целое, и реплики актёры давали в ритме падающих капель. Теперь же спектакль оброс повторами слов и фраз, словно мхом. Вот, пример этой словесной патоки, в которой смыслы увязают, как в топком болоте — запись кусочка спектакля, в котором Роберт рассказывает, как у него в детстве уплыл красивый кораблик: «Я тогда стоял, маленький, и я ревел. Я очень сильно ревел. И я, знаешь, я смотрел, как мой кораблик река забирала. Мой кораблик забирала река! И я никак, никак не мог его вернуть. И я просил твоего Бога, Сара, знаешь, я просил твоего Бога, вернуть мне этот кораблик, но река забрала его. Навсегда. Бог, он же не в силах отменить течение реки…»и т.д.
Повторы напоминают цветовой шум на изображении: сетку из случайных, лишних пятен различной величины и яркости. И как этот шум, повторы в тексте спектакля не могут не царапать сознание. Как и на некачественном снимке, мы видим знакомое изображение, но оно не может удовлетворять нас, если только это не сделано намеренно, с какой-то загадочной художественной целью. А в этом спектакле подобные «забалтывания» не могут быть самоцелью, даже не смотря на то, что тексты Ивана Вырыпаева порой, действительно, несколько своеобразны. Хотя бы потому, что «грешат» этим только герои Ангелины Миграновой и Родиона Сабирова, третий же герой, Дональд, по сюжету друг супругов Роберта и Сарры, которого раньше играл Артём Гафаров, а теперь Роман Ерыгин, напрочь лишены подобной напасти. Кстати, не очень понятен смысл рокировки с актёрами. Кроме того, что теперь в спектакле занято медийное лицо, а начинал играть непрофессиональный актёр, студиец Ангелины и Родиона. В игре обоих, и даже фактуре, нет принципиальных отличий. Неприятно, что замена «игроков» произошла тогда, когда «Театр Акт» принял решение участвовать в самом престижном театральном конкурсе «Золотая маска». Однако, к игре обоих актёров трудно предъявить претензии, они добротно работают в рамках своей роли, тогда как супруги-актёры позволяют себе выяснять отношения прямо во время действия. Например, Родион-Роберт, видимо, частенько меняет местами реплики и Ангелине — Сарре ничего не стоит прикрикнуть на него. В спектакле, показанном в рамках фестиваля «Ремесло», актёр, по всей видимости, подошёл к Сарре слишком близко, чтобы она могла изобразить, что убегает от него на четвереньках по столу, и Ангелина раза четыре просила его отойти подальше, заявив наконец, что она сейчас остановит спектакль и ей «наплевать на всех», если он не сделает как надо. Словом, хотелось бы напомнить «Театру.Акт» слова булгаковского Воланда о том, что у осетрины бывает только одна степень свежести — первая, она же последняя. А если уж спектакль стареет на первом году жизни, то пусть это будет старение вина, а не рыбы.
Совсем иная проблема у спектакля «Война глазами детей. Фрагменты», что идёт в казанском ТЮЗе в постановке Туфана Имамутдинова. Проект был приурочен к 70–летию окончания Великой Отечественной Войны и сделан совместно с немецкой стороной. Изначально в спектакле участвовали пять русских актёров: Сергей Мосейко, Елена Ненашева, Светлана Косульникова, Анатолий Малыхин, Елена Качиашвили — и пять актеров из Германии. Главная идея здесь в том, что от войны страдают все дети, вне зависимости от того, защищается или нападает их народ и на чьей стороне правда. Автор сценария Рут Винекен, написала его по документальным материалам, которые собирала всю жизнь, поводом тому послужил интерес к судьбе её отца-немца. Он во время войны работал врачом в советском госпитале. Сторонник интеллектуального театра, Туфан Имамутдинов, поставил «Войну» по методе самого пацифистского драматурга Б. Брехта. Примечательно, что задачу зарифмовать материал в зонги, сделать действие максимально отстраненным, безэмоциональным, ибо в театре Брехта эмоции — это прерогатива исключительно зрителя, цель — избежать слезоточивых интонаций, режиссер выполнил. Подростки, приходящие в театр, а в программке адрес зрителя обозначен как «12+», развлечься, с первых же сцен действия замолкают и по окончанию спектакля не сразу приходят в своё обычное шумно-легкомысленное состояние. Спектакль насыщенный, в нём актёры, с помощью слов и большого количества театральных метафор, выразительных мизансцен, успевают рассказать и проиллюстрировать множество историй военного времени, главными героями которых, становятся дети. Сам Брехт считал, что с детьми надо разговаривать, как с равными, честно, с детьми о детях, особенно.
Единственная проблема данной, безусловно, талантливой постановки, в том, что после замены немецких актёров русскими, режиссер потерял пружину спектакля. Актёры, добросовестно выучившие немецкий текст, к сожалению, говорят на нём, как на иностранном языке. С уходом из проекта настоящих немцев, ушел шарм, смысл, немецкой речи в спектакле. В спектакле слишком затянутый финал, а можно сказать, что их несколько. Не привычен русскому человеку метод отстранения, тем более в теме войны, оттого, спектакль хоть и цепляет, но отторгается зрителем, как чужеродный. Еще одна проблема в том, что современные дети уже не знают значение многих слов, употребляемых в спектакле. Таких как «лазарет», «госпиталь», «лохань», «краюха», но это уже проблема образования, а значит, другая история…
Фото: vk.com
